Первой проснётся рыба
***
Ці то вакол Гамельн, ці то ты сам голем,
Ці танчыш проста п'яны і голы.
Го! Мель! Го! Мель! Го! Мель!

Ты сам сабе плытагон,
Вакол не вада — агонь.
Ты крочыш у агонь.
І агонь цябе праглынае,
агонь цябе не кранае.

Кожны раз — быццам куля ў скронь:
Арэндных кватэр палон,
Дзе мог бы жыць ці знайсці свой скон.
Перад табой бяжыць Флегетон, Кацыт, Ахерон

Ці, мабыць, Лета, ці нават Сож.
Дзе заблукаў, небарака-нябож?
Чуеш — грыміць? Будзе дождж.
На вока абол, на другое — грош.

Ці то вакол Гомель, ці то ты сам міма,
Вады тут вобмаль — суровы клімат.
Чаго ты ныеш? Такі ранімы?
Яшчэ скажы, што плачаш ад дыму.
Ра-дзіма… Ра-дзіма? Ра-дзіма.


***
я прокатный велосипед, брошен на пустыре.
ржавая цепь сияет в лучах фонарей
ярче звёзд в ясном октябрьском небе.
с приходом зимы — закажите молебен

по раме тяжёлой, по пустым километрам.
я голый лежу — жертва ливням и ветру.
чем ближе снега, тем абсурднее велосипед:
скоро сугробы скроют нелепый мой силуэт.


***
…Все всегда уезжают навсегда.
/Max Frei/

Паварочваю, зноў бягу, квартал за кварталам,
у спробах дарэмных дагнаць цябе і знайсці
Крок хутчэй, цягне ў баку, лёгкім паветра мала.
Іскрынкі ў грудзях, праводку ўнутры караціць.

Карціць спыніцца, прадыхацца, нават забіць
На дарэмныя пошукі ў сетцы чужынскіх вуліцаў.
Даруй, дзеяслоўная рыфма — але мне да сёння баліць,
Калі шпацырую па месцах, дзе мы размінуліся.

На тваім прыпынку выскачыць я не паспеў,
Застаўся ілбом падпіраць бруднае шкло трамвая.
Чуеш выццё? Гэта мой пераможаны спеў —
Злая, балючая, гучная песня… нямая.

Не маю надзеі — шлёндры ў зялёным адзенні,
Цырк-шапіто з'ехаў разам з ўсімі звярамі.
Як дайсці да цябе у сутонні, гарадскім мітусенні,
Па якіх бульварах прайсці, якімі дварамі?

Грукат крокаў — лоў-файны няроўны біт.
Знутры нехта рыфмуе, лухту пад яго напіша.
Поўны game over, а ніякі не mission complete.

Замест нас заўсёды вяртаецца нехта іншы.


***
Кутерьма у вертепа, гомон праздника на площадях,
Свечи в домах трещат, накрывают хозяйки столы.
Веселится народ: колядуют, поют и галдят,
Выбрав костюмы, собирается знать на балы.

Бог сошёл не в хоромы, он явился миру в хлеву —
Среди сена, овец и коров появилось дитя на свет.
Он родился там, где не принято быть божеству.
В этом его улыбка, его ироничный ответ.

Две тысячи лет над нами горит Вифлеем,
Ирод опять проиграет — хоть ад ближе, чем рай.
Мир неспешно движется по наезженной колее.
Голгофа не скоро, спи, малыш, засыпай.

***
Первой проснётся рыба.
Х. Л. Борхес

Плыл саламандрой подземными водами,
безглазой рыбой, живущей под городом.
Не чудо-юдо, но что-то вроде.
Реликт. Не существую вообще в природе.

Пока я сплю — существует город
и сыплет морось тебе за ворот,
сливает воды в шахты ливнёвок,
журчит дождём. Мой сон неловок.

Жаброй стучу по каменным сводам,
так чуток сон в такую погоду.
Плавник задевает гладь амальгамы,
и сверху дрожат замки и храмы.

Верчу боками в подземной бездне,
когда проснусь — город исчезнет.
В такую погоду так сон мой зыбок.

Первой проснётся рыба.


***
/…В каждом человеке два танцора — его правое и левое лёгкое. Лёгкие танцуют, и человек получает кислород. И.Вырыпаев/

Ты говоришь "потом", а это значит — никогда. Но лёгкие внутри тебя ещё танцуют. O2 рябит в глазах — он как слюда, и лезет в глотку дряблым хуем.

Пространство, время, пьянство, города слепляются в комок сгоревшей каши. Твой лоб всё глубже прорезает борозда, но два танцора так же в тебе пляшут.

Под рёбрами один сплошной брейк-данс, а изнутри выходит кашель.
Полжизни в долг, полжизни — на аванс.

Пан Езус, отпусти грехи нам наши.


***
То, что не вынуть, то что под кожей взросло:
Победу, Сельмаш, этот город. Я, в общем, отсюда.
Город толкует со мной. В этом моё ремесло —
Расшифровывать знаки его: к добру или к худу.

Подбросив монету, выбираю вечерний маршрут.
Черчу по знакомым местам пунктирную линию.
Кому-то Кагальный ров, кому-то — лебяжий пруд,
Прудок, Монастырёк, Полесский мост, Залиния.

Однажды уеду. Когда стану чуток посмелей.
В чужих палестинах, задрав башку к небосклону,
Вместо острого клина кочевников-журавлей
Увижу табор знакомый цмакоў с моего района.


Казка пра рыцара-валацугу і прынцэсу, якая марыла пра нож

У горадзе заквітнеў бэз,
Хоць трэці дзень лье дождж.
Яна найлепшая з прынцэс —
Прынцэса марыць пра нож.

А ў горадзе аніводнага прынца,
Пра цмокаў размовы нават няма.
Ён — вар’ят і вандроўны рыцар,
Пра першае яна гаварыла сама.

Ейны дом — гэта золата вітражоў,
У яго толькі пыл з дарог.
А ён ужо сто шляхоў прайшоў,
Бо яго даглядае Бог.

Рыцар сточыць на нож свой меч,
Пераплавіць у золата пыл.
Бо за аўру тонкіх плеч
Можна ўсё на яе капыл.

Ля маста ён прызначыў стрэчу.
Пад мостам не чуецца дождж.
Я казаў: ён вар’ят і галеча,
Нават меч ён стачыў на нож.

Эпілог.

Ён у ззяючых латах,
Яна, найвандроўнейшая з прынцэс, —
Двое крылатых вар’ятаў.

У горадзе квітнее бэз.


Оригами

Воздух снаружи пьяный и пряный:
Прелые листья, высокая влажность.
Я собираю каштаны в карманы —
Отправлю тебе бригантиной бумажной.

Письмо напишу и сложу в самолётик.
Лётчик знает маршрут и идёт по приборам.
Подниму воротник, захвачу с собой зонтик —
Ясно же, солнце, что солнце не скоро.

Ты приходи, буду ждать на вокзале.
Кажется, здесь все пути бесконечны.
А журавлика я сберегу для финала —
И передам лично в руки. При встрече.


***
Твои сны запишут на плёнку и продадут,
Кислотный арт-хаус, качественный продукт.
Хор опричников приторно сладкоголос.
В этот мелочный век время идёт вкривь и вкось.

Трамваи — только затем, чтобы лишать головы.
Располовиненный, ляжешь на половик
И увидишь для них самый кислотный сон.
Тот, кто увидит его, может быть, будет спасён.

Пробуждение, рождение или смерть
Между собою сродни, если в корень смотреть.
Прокрути в голове, процитируй Экклесиаст.
Тот, кто тебя купил, — он же перепродаст.

То, что было в веках, повторится уже как фарс.
Фарш провернут и кинут на псарню — фас!
Не удался. Теперь попробуем профиль.
Сходи на кухню и лучше свари себе кофе.

Бодрствуй. Не смей смыкать свои веки.
Если не видно Бога, не видно и человека.
Запиши им на плёнку, чтобы они глядели
И видели всё, как на самом деле.


XIII. La Mort

У тебя есть табак?
/Уильям Блейк/

Рисунок реки, полный реестр её берегов и излучин
Мной не до конца исследован и изучен —
Значит, вёсла бросать пока рано.

Челнок по речной амальгаме
Скользит под ветвями ив —
Туда, где рождается миф,

К верховьям, к истоку, к началу.
Я в лодке дремлю — укачало.
Чтоб свет не резал и не было больно смотреть,
Глаза прикрывает медь.

От переката до плёса идёт моноксил,
Вплетаю в венок аир, стрелолист, девясил.
Ими украшу на нагльфаре нос,
Верёвкой скреплю, чтобы ветер венок не унёс.

Финал Одиссеи. Причал. Никого нет.
Только свет. Всеобъемлюще ясный свет.


приложение к путеводителю

Теперь не отвертеться:
Этот Город тебе поручен.
Разве что-то может быть круче?

Не обречённый, но обручён —
С его каштанами и дворами.
Сложно быть не при чём.

Помни: Город не водит прямо.

Придётся пройти все его закоулки,
Слушай внимательно: вот под ногами гулко —
Это древний подземный ход.
Под рекой, под Городом, в общем — под.

Подходи — присаживайся — закури.
Не выкладывать всё — законы игры.
Путеводитель озвучивается частями.

Просто совет: аккуратно делись новостями.

Здесь маршрут у каждого свой,
Себе на будущее усвой,
Осваивай, как азбуку
Или таблицу изнеможения.
Не бойся менять направление:

Направо, налево — не имеет значения.

Доверься: город тебя ведёт.
В любом из случаев двигаешься вперёд.

Остановись, помолись на фонарный свет;
Город в тебе оставляет свой след.

Следовательно, ты тоже можешь следить,
Рисовать карты, п у т е в о д и т е л и
Для тех, кто сменит тебя на твоём посту —
Слушать таинственный перестук,

Этот нервный, неровный городской пульс,
Ритм затверженный наизусть, —
Его ты тоже кому-то перепоручишь.

***
В день театра констатирую факт,
Что остался только один театр.
Самый бездарный —
театр военных действий.

Кулисы в грязи и крови,
Труппа рифмуется с трупами.
Небесный худрук отвернулся
И больше не смотрит на сцену.
Когда город тебя до конца изучит.